Наверно мало кто хотя бы раз не слышал песню «Скрипач Моня». А знаете ли вы что герой песни, созданный Александром Розенбаумом, был вполне реальным человеком. И звали его библейским именем – Соломон. Соломон Наумович Телесин. Родился Соломон Телесин в Ростове-на-Дону в 1926 году в доме на углупер. Крыловского и ул. Старопочтовой (ныне Станиславского).В 1944 году Студента 1-го курса музыкального училища Соломона Телесинапризывают в армию и отправляют на фронт. Моня становится пулеметчиком.Много фронтовых дорог прошагал Моня со своим пулеметом Еврейский командир пулеметного расчета Телесин с честью прошел до конца войны
и в конце 40-х вернулся домой. Соломон Наумович был прекрасным скрипачом. Огромной популярностью скрипач Моня пользовался, у своих земляков .Они ходили за ним из ресторана в ресторан, из одного кафе в другое, там,где сегодня выступает Моня. Они так и говорили – идем на концерт Мони. Его поклонники знали – где сегодня играет Моня – в “Балканах”, “Агате”, ” Петровском причале”, “Космосе”, “Фрегате”, “Тихом Доне”, “Скифе”. Люди шли туда не столько поесть, сколько послушать «нашего Моню».
Наступил период, когда многие уезжали на постоянное место жительство за границу Сколько раз Моню звали переехать жить в Израиль и даже присылали официальное приглашение. Он оставался верен своему Ростову. В одном из интервью он сказал: Это мой город, мои улицы, дома, мои друзья и я не могу все это бросить.
Умер «ростовский Поганини» 2 мая 1996 года.
В Тель-Авивском офисе агентства “Праздник” на стене висит календарь с изображением молодого Шуфутинского с надписью: “Дорогому, легендарному скрипачу Моне в благодарность о счастье петь о вас песню”. 1991 год.
Жив Моня, жив. Он с нами. Ведь вместе с нами живет его скрипка и его песни.
А поэтому – «Здравствуйте, гости!».
Скрипач еврейский Моня. К 10-летию со дня смерти
Вместо эпиграфа: То было мое первое журналистское задание. Выпустившись из стен родного университета, я нашла себе применение в еврейской прессе. Знатоки подсказали темы для первых публикаций. Так молодым еврейским редактором я вошла в дом легендарного скрипача Мони - Соломона Наумовича Телесина…
От судьбы не уйдешь. Дом Мони стал моим первым семейным домом. Было это 10 лет назад.
Слух о смерти любимого скрипача впервые пополз по Ростову за год до того, как Мони не стало, но газеты сообщили: "Соломон Наумович жив, здоров и выглядит гораздо моложе своих 68 лет. И играет он теперь не только по кабакам, а всюду: на презентациях, бизнес-семинарах, в хороших домах… Господа! Поторопитесь в "Агат" (ресторан - кор.), а то неизвестно когда вам еще доведется услышать Моню, игре которого позавидовал бы сам Паганини".
А вот спустя год, 2 мая 1995 года, в канун 50-летия Победы та же газета извещала: "Скрипача Мони больше нет" Именно с этого момента я и знаю Моню.
Семейный архив хранит большое количество фотографий, газетных вырезок, стихотворений, которые в разные времена Моне посвящали благодарные слушатели. Большинство из них написаны на обрывках бумаги:
Еврейский цыган вновь неистов
Ему талант Великий дан,
Вот в честь кого у всех цыган
Есть украшения - Монисты
Вечному Моне от А. Поляка
Музыканты рассказывают, что скрипка Мони заставляла плакать и смеяться любое сердце - так ярко и душевно он играл. Отсюда, наверное, записки на промокашках. Слушателю хотелось сразу же ответить на Монин призыв и поблагодарить, и всплакнуть вместе…
Говорят, что маленький ресторан "Скиф" как будто раздвигал свои стены, когда играл Соломон Наумович. "Его музыке здесь не хватало места. Говорят, что кафе работало, а на его дверях всегда висел амбарный замок. Иначе здесь не отбились бы от желающих сюда попасть. Вы по приглашению? - Вам открывают. Внутри мест немного. Кто за столиками и о чем говорят? Невысокий человек с орденской планкой на груди ничего не слышит и ничего не видит вокруг. Ничего, кроме своей мелодии - мелодии скрипки. Это скрипач ростовский Моня.
Сюда, в "Скиф" однажды после гастрольного концерта, заехал поужинать Александр Розенбаум. Здесь была лучшая в Ростове кухня, но не это произвело большее впечатление: здесь так играла скрипка!!! Музыканты рассказывают, что Розенбаум уехал в гостиницу голодным.
Они проговорили немало времени и до, и после закрытия ресторана. Чистой души и интересной судьбы человеком оказался ростовский скрипач. "Я напишу о вас песню", сказал Розенбаум. И свое обещание сдержал.
Приехав в очередной раз на гастроли в Ростов, он позвонил скрипачу, пригласил на концерт и просил захватить с собой скрипку. Соломон Наумович с радостью принял приглашение и на концерт пришел в сопровождении внука, дочери и зятя. Здесь, на большой сцене в Ростовском Дворце Спорта впервые прозвучала песня, которую посвятил ростовскому скрипачу Моне поклонник его таланта - певец и композитор А.Розенбаум. По просьбе Розенбаума, Соломон Наумович аккомпанировал на скрипке. И плакал. Это был один из самых счастливых моментов в жизни еврейского скрипача.
Здравствуйте гости, ай не надо, ай бросьте.
Здравствуйте гости, дорогие мои!
Столик ваш справа, Моня-бис, Моня - браво,
Моня не гордый, Моня пьет на свои.
Так искренне, с уважением к своему герою поет песню на весь мир А.Розенбаум . Интересно, что именно слова из этой песни не раз брали на вооружение разного рода недоброжелатели. Уже после смерти Мони анализировалось пристрастие скрипача к алкоголю, а его известность называлась обыкновенной случайностью. Родственники расстраивались и недоумевали, получая очередное послание: Моня никогда не был алкоголиком. Любил перед ужином выпить рюмочку, и фляжечка у него была всегда с собой маленькая, на всякий случай. Так перед выходом на сцену, в день премьеры песни "Скрипач а-идиш Моня", Соломон Наумович глотнул из своей фляжки для храбрости. Ну а насчет случайной популярности… Моня вкладывал в свою игру душу, может быть, в этом его секрет? Тогда он действительно прост. Как Соломон Наумович заражал своей музыкой, так новая песня Розенбаума задела струны души многих исполнителей: М.Шуфутинский, Юрий Антонов, Вили Токарев, Бока, Вахтанг Кикабидзе в разные годы исполняли понравившуюся песню. Кстати, она была переведена и на идиш поэтом и композитором Юрием Кремером. Вахтанг Кикабидзе не знал Моню лично, но поверил в искренность предыдущих исполнителей и спел ее как-то по-своему, тепло и доверчиво, как его герой в "Мимино" спел в свое время вот уже долгие годы любимую "Чита-брита, Чита-маргарита" Помните ее? Вот так и песню о Моне уже более 10 лет поют не только ее исполнители, но и мы с вами.
Сижу в Тель-Авивском офисе агентства "Праздник". На стене передо мной календарь с изображением молодого Шуфутинского с надписью: "Дорогому, легендарному скрипачу Моне в благодарность о счастье петь о вас песню" 1991 год. Сегодня год 2005-й. Внук Мони продолжает дело своего деда, работая для людей в залах торжеств Израиля.
Он стал профессиональным музыкантом: несмотря на то, что Моня предупреждал о зигзагах музыкантской судьбы. Сетовал о нечистой атмосфере, царящей в ресторанах. И вот уже 6 лет на торжествах известного в Израиле свадебного агентства "Праздник" обязательно звучит одна песня. Песня о скрипаче Моне и для него, чья душа и сердце всецело принадлежали его родным людям и музыке. Или наоборот… И гости привычно, как много лет назад, напевают слова знакомой песни.
Тогда, в зале Ростовского Дворца спорта, услышав первые слова новой песни, Соломон Наумович заплакал, в общем не ожидал:
- Я не понял зачем меня зовут, думал Саша пошутил, когда обещал написать обо мне песню. Сейчас, когда говорят, что в разных концах слышали, и за границей, и даже, радуюсь и верю, что не только обо мне это, а обо всех, кто спустился с парадных подмостков туда, где людям то грустно, то весело, где они отдыхают от наших вечных передряг. Публика ведь чувствует все, что душа ощущает. Вот сейчас, например, стали заказывать, представьте себе: "Я люблю тебя, жизнь", "Огней так много золотых на улицах Саратова", "Песня про зайцев". Чувствуете? Это же три вида мироощущения нашего тревожного времени… И главный дефицит сегодня - не колбаса и не водка, а душевность, внимание, забота.
Из интервью ростовской газете, 1991 год.
Соломон Телесин не был продуктом новых времен. В 16 лет ушел на фронт. Был пулеметчиком. Имел награды, но главной из них считал победу, к которой был лично причастен. После войны вернулся и окончил музыкальное училище. Играл везде - в симфоническом оркестре, в цирке, в парках культуры, в ресторанах, в кафе.
- Соломон Наумович, ну а хотели бы Вы, например, играть постоянно в филармонии? - спрашивает другая газета
- Зачем? Люди много возраста там уже не играют. У меня в жизни многое не вышло из-за войны, голода, эвакуации. С 41 по 48 год я вообще не имел возможности держать в руках скрипку. К счастью, потом стал заниматься, как зверь. Вот тогда и надо было идти в филармонию, да не получилось, а жизнь так быстро пролетела.
Интересно, что в детские годы Моню заставляли заниматься музыкой, запирая на чердаке. Папа Наум решил однажды, что Моня талантливый ребенок и даже свозил сына в Одессу на просмотр к профессору музыкального интерната имени Столярского. Мальчика не приняли: здесь ввели лимит на прием еврейских детей на скрипичное отделение. Родителю предложили отдать ребенка на отделение ударных инструментов, но папа сказал: "Моня будет скрипачом". И он стал им. И играл, играл, играл…
До последних дней своей жизни Моня занимался скрипкой по несколько часов в день. Даже во время обострения болезни. А над ним в однокомнатной ростовской квартире висела путеводная звезда скрипача: любимое полотно с изображением самого маэстро Паганини.
Рина Гольберг, Тель-Авив, Израиль
Про ростовского скрипача Моню
Скрипач аидиш Моня, когда-то бог симфоний, Играет каждый вечер в ростовском кабаке. Костюмчик так не очень, но чистый между прочим, И кое-что в потертом кошельке...
Ростовского скрипача Моню, героя известной песни Александра Розенбаума, в жизни звали Соломон Наумович Телесин. Я знал его лично.
...Было всё, как всегда: какие-то ресторан или кафе, вечер, привычные песни, скрипка (Циммерман с трещинкой на верхней деке) со смычком (головку которого разбили лет через десять в потасовке в «Андреевском»), хмельная публика и ставший привычным вопрос: а Вы знали Моню? Раньше чаще говорили ты, но сейчас, увы, я старше дяди Мони, как я его называл тогда. Старше Соломона Наумовича Телесина, который мальцом брал первые уроки у моего родного деда Адольфа Самойловича Хентова, а впоследствии учился с моим отцом Хентовым Юрием Адольфовичем. А я, в свою очередь, застал в Ростовском училище искусств дочку Мони Таню, а позже познакомился и с его внуком Максимом, и с женой Максима Региной. Как Вам после всего этого вопрос знал ли я Моню?
Но дело даже не в этом. Фактически, моё первое заведение, где я стал своим ремеслом зарабатывать на хлеб с маслом, как говорили в то время опытные люди, было кафе «Скиф» (филармония не в счёт: я имею в виду хлеб с маслом). Кто помнит, тот знает. Ещё был социализм, но в «Скифе» у него было просто более человеческое лицо: делали клюковку, да и закуски с горячим подавали что надо. А главное было то, что ранее там играл Моня. И наша ростовская публика ассоциировала с Моней «Скиф», хотя после ухода Мони в «Рубин» (Рабочий городок) там играли по очереди два замечательных Игоря: мои друзья Эпштейн (можете послушать его в Кёльне) и Ванидовский ( светлая ему память). А пианистом был сам Филонов Серёжа, ныне один из лучших аранжировщиков Юга России. Место было раскручено. Народ гулял, как в последний раз. Оставалось только собирать камни. Легко сказать. А репертуар? После симфонического-то оркестра. В общем, в квартире дяди Мони, на Герасименко, я провёл не один день.
Ксероксов не было. Не было и ноутбуков. Я переписывал ноты. Спасибо тебе, дядя Моня. И за эти ноты, и за бесчисленные рассказы о Ростове, людях, музыкантах и многом другом из чего соткана жизнь. А ещё я расскажу Вам, как Моня с фронта вернулся в Ростов, в гимнастёрке и сапогах, с медалями и со скрипкой. В Ростове тогда было два ресторана. Моня стал играть в том, что на вокзале. До войны он учился в муз. училище у великого педагога и скрипача Евсея Кагана.
Нет, Моня не работал в филармонии: розенбаумовское «когда-то Бог симфоний» сугубо для рифмы. Но, Господи, как же он играл в «ростовском кабаке»! Всё чувства, жившие в его душе, вселялись в струны. Моня знал всё: как сказали бы Ильф с Петровым, всё, что звучало до революции, до начало Нэпа, при Нэпе, во время угара плюс всё остальное. И, конечно, всю национальную музыку. Возможно, кроме чукотской.
В «Скиф» в то время приглашали ужинать всех «небожителей», гастролирующих в Ростове. Привезли после концерта и Розенбаума. Моня начал делать вещи. Какие – не знаю, но то, что был «Плач Израиля», это точно. Розенбаум попал…в хорошем смысле. А на следующий день родилась песня, сделавшая Моню известным во всём русскоязычном мире. «Здравствуйте гости, ой, не надо, ой, бросьте…» заказывают лет тридцать и, надеюсь, что будут заказывать дети наших внуков.
А главное – то, что Моня приучил ростовскую публику к скрипке. Такого нет ни в одном городе бывшего СССР. Почти в каждом увеселительном заведении играют скрипачи и скрипачки, окончившие Ростовскую консерваторию имени Рахманинова. Играют не всегда от хорошей жизни, но, как правило, хорошо. И ростовчане к этому привыкли. Их не удивишь. Планка высокая. Моню помнят. Зато на Черноморском побережье или за бугром ты уже диковинка.
Так звучи же под небом, соло, Утверждая любви законы! Пой о страсти земной, Пьяццолла, Вслед за Лэем и Мариконе...
И ты всегда должен быть готов к тому, что где бы ты не играл: в Испании, Тунисе, Майями, у тебя всегда могут спросить: А Моню знаешь?»
P.S. Моня умер в 93-м, летом. Онкология. Что тут скажешь? Было немного людей. Понятно. Все в разъездах. Я работал в Польше. И ещё. Короли и слуги, как известно, отчеств не имеют. Моня был королём.
Четвёртый скифовский скрипач -Игорь Хентов.
На фото - Моню слушает Михаил Шуфутинский. Архив Сергея Филонова. Он же за фортепьяно. Кафе "Скиф".
Скрипач аидиш Моня, в своих сухих ладонях Мое ты держишь сердце, как горло держит стих. Смычком едва касаясь завистных струн-красавиц, Грехи мои больные отпусти...
И ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО РОСТОВСКИХ БАЕК ПРО МОНЮ
Моня – “ростовский Паганини” Однажды Моня играл в ресторане “Фрегат”, что был на Левбердоне. Публика там, с одной стороны, ну очень крутая, а с другой – понимающая. Бывает так, что “лед и пламень”. И вот во время концерта на замечательной Мониной скрипке лопается струна. Но он отыграл концерт до конца, да так, что никто и не догадался об этом. И лишь потом извинился, что, может, не совсем был на уровне. После этого его прозвали “ростовским Паганини”.
Моня – почетный казак Однажды Моня так зажигал перед казачьими атаманами, что те посчитали его за своего и приняли в почетные казаки. После этого Моня говорил А. Розенбауму: “Саша, у нас, у евреев, теперь два почетных казака: ты и я”.
Моня – цыганский еврей Однажды на свадьбе внучки некий цыганский барон, услышав Монину игру, сказал: “Брехня. Он не еврей. Он цыган”. Потом подумал немного и изрек: “В крайнем случае, цыганский еврей”. О том, как играют на скрипке цыгане, говорить не приходится. Они рождаются с нею. Или, в крайнем случае, с гитарой.
Моня и хард-рок Однажды в ресторан, где выступал Моня, прорвалась группа конкретных пацанов. “Слабай “Дым над водой” из “Дип Пёпл”, – попросили они его. Моня слегка растерялся, но вида не подал. Повернувшись к своему аккомпаниатору Сергею Филонову, он тихо спросил, знает ли тот, что это за “Дым” такой. Сергей знал. “Тогда начинай, а я подхвачу”, – уверенно сказал Моня. Очевидцы говорят, что такое виртуозное исполнение на скрипке известной рок-композиции вряд ли кому доводилось и доведется услышать.
Моню обокрали Моня считался богатым человеком. Однако, когда какие-то залетные гастролеры обчистили его квартиру, по городу прокатился слух: выносить оказалось нечего! Разве что скрипку работы известного мастера 18 века… Но воры не тронули музыкальный инструмент. Так что ростовский виртуоз играл на раритете до самой смерти.
«Моня не гордый, Моня пьет на свои…»
Интервью с героем песни А. Розенбаума. Газета Ростов-папа, 1991
Но бывает ли такое: при посадке-пересадке на пути с Дальнего Востока в Ростов, в Красноярске, Свердловске, Москве, трижды по радио (в разных, правда, часовых поясах) звучит в такси голос Розенбаума: «Скрипач ростовский Моня…» Видно, что-то испортилось в сетке передач всесоюзного радио или душа операторов разных программ настроилась на одну и ту же волну вечного уважения к песням, которые не звучат с эстрады, но которые любит так называемый «простой народ»:
«Здравствуйте гости, ах, не надо, ах, бросьте. Здравствуйте гости, дорогие мои! Столик ваш справа, Моня – бис, Моня – браво, Моня не гордый – Моня пьет на свои.»
… Но знаете, от такого совпадения и не ростовчанин задумается, - из какой блатной сказки этот Моня, о котором так искренне уважительно поет Розенбаум на весь мир. Оказывается, не из сказки и не из блатных времен. Весь этот оттенок в песне – от уважения к городскому фольклору, не более. А Моня, точнее, Соломон Наумович Телесин – ветеран войны и труда, известный ростовский музыкант – и сегодня играет мелодии, так понравившиеся гастролирующему в Ростове Александру Розенбауму. Новое слово рекламы: кафе работает, но снаружи, на решетке у дверей – амбарный замок, иначе здесь, в ростовской глухомане, в районе базара поселка «Рабочий городок» от желающих попасть в это кафе не отобьешься. Мы по приглашении. – нам открывают. Внутри мест не много. Кто за ними? Что говорят? Что пьют? Поверьте – это не впечатляет. С порога балдеешь, как от молитвы Кашпировского, от удивительного в наши дни звучания скрипки. Она на плече у невысокого человека с орденской планкой на груди, который, как и мы, словно ничего не видит и не слышит, кроме этой мелодии. Это – «скрипач ростовский Моня» - Сам я коренной ростовчанин, родился на углу Крыловского и Старопочтовой (ныне Станиславского). Когда бываю в этом районе, обязательно заглядываю в старый дворик. Ностальгия, наверное. Ностальгия – это когда тянет в прошлое, туда, где было лучше, чем теперь. - А что, теперь плохо? - Непонятно… А скрипка рыдала и пела, и маленький кабачок как будто бы раздвинул свои стены, потому что большой мелодии не хватало здесь места. Играл Моня. Ростовский скрипач – маэстро. - Извините за лобовой вопрос, а разве те, кто уехал в тот же Израиль, ностальгию не испытывают? - Испытывают, еще как, на уровне пытки самообкрадывания. И снятся им ростовские, одесские дворики, окраины наши, тупички, такие как у Темернички, где я когда-то играл в кафе «Скиф». Вот сюда однажды, после гастрольного концерта, заехал поужинать (говорили, что здесь у Володи Кондратьева лучшая в Ростове кухня и очень уважительно встречают артистов издалека) Александр Розенбаум с друзьями. Кухня действительно оказалась самобытной. Но большее впечатление оказало на Розенбаума не это. В этом захолустье, по сути дела в облагороженном сарае, так пела скрипка, как и в концертных залах не всегда бывает. Чистой души, интересной судьбы оказался тот, кто водил смычком. - Я напишу о вас песню. – сказал Розенбаум, после того, как они проговорили немало времени, после закрытия кафе. Было о чем написать. Соломон Наумович в 18 лет ушел на фронт. Был пулеметчиком. Имеет награды. Но главной из них считает Победу, к которой лично причастен. После того, как стало тихо в мире, вернулся в Ростов, окончил музыкальное училище, играл везде… В симфоническом оркестре, в цирке, в парке Культуры, в ресторанах, кафе. Пережил многое. Научился играть на бас - гитаре, чтобы переждать смутное время, - чтобы через 10 лет убедиться – скрипка опять в почете. Но самое главное, что скопилось в душе и отразилось в мелодиях, - это умение пойти навстречу настроению человека, понять его, помочь ему. Можно назвать это своим почерком, можно упрекнуть в излишней импровизационности, а можно и признать талант мастера камерного, искреннего, скрипичного звучания. Вот это и подметил Розенбаум. И когда в очередной раз приехал на гастроли, позвал к накрытому столу героя новой песни. - Я не понял, зачем меня зовут, думал – в свое время Саша пошутил, когда обещал написать обо мне, а когда услышал первые слова песни – знаете, ну… заплакал. В общем, не ожидал. И сейчас, когда говорят, что в разных концах слышали, и за границей даже, радуюсь и верю, что не только обо мне это, а обо всех, кто спустился с парадных подмостков туда, где людям то грустно, то весело, где они отдыхают от наших вечных передряг. Тогда в «Скифе», и теперь, в ростовском кафе «Рубин», рядом с Моней, вместе с Моней, дуэтом играл и играет Сергей Филонов. -Хорошо помню тот вечер, - говорит Сергей, - я почему-то сразу поверил, что Розенбаум свое слово сдержит. Мне тогда показалось, что обещание для него как соцзаказ перед самим собой: ведь о ком только не пишут песни, кроме тех, кто помогает певцу и композитору донести свой замысел до публики. А Соломон Наумович среди музыкантов фигура заметная, колоритная, чтоб ни исполнял, всегда с душой. Секрет открою Вам – лет тридцать играет многие вещи из своего большого репертуара. Но даже мне, его партнеру, слушать каждый раз интересно и удивительно: сколько же оттенков может мастер найти в одной и той же мелодии. Вот и выходит, главное не что играть, а как. Кстати о репертуаре. На наш вопрос, стабильны ли вкусы ростовской публики (может, ей в час веселья все равно, что слушать) Соломон Наумович ответил так: - Что вы, как вы могли так подумать. Публика чувствует все, что душа ощущает. Вот сейчас, например, стали заказывать, представьте себе, «Я люблю тебя, жизнь!», «Огней так много золотых на улицах Саратова…», песня про зайцев, ну, знаете «А нам все равно». Чувствуете? Это же три вида мироощущения нашего тревожного времени… -Ну, почему же Чардаш в вашем исполнении так слушают в любые времена? - Так ведь любви люди хотят, и главный дефицит сегодня – не колбаса, не водка, а душевность, внимание, забота. - Извините, мы разговариваем в подсобке кафе, которое без вашей музыки, без хороших блюд вполне кое-кто кабаком обозвать может. Так вот, если спросить у вас именно здесь, на не самом популярном рабочем месте, что для Вас в понятии «Ростов-папа»… Что бы вы ответили? - Ну, во всяком случае, не о блатных традициях бы вспомнил, их поверьте, в Москве не меньше, чем в Ростове и Одессе. А вот о том, что это всегда был город, тянущийся к культуре, к музыке, к зрелищам я бы сказал. Беда, что в прошлое это очень быстро уходит. Три скрипки на двадцать пять кафе и рестораны – это штришок маленький, но темный. - Ну, а что бы вы сказали про Одессу-маму? - Одесса, она всегда была и остается Одессой – веселой, зажигательной, задорной. Мне было десять лет, когда мой папа вообразил, что я талантливый ребенок, и повез меня в Одессу показывать профессору музыкального интерната имени Столярского. Кстати сказать, в те времена детей стахановцев и ударников принимали не только на отделение ударных инструментов. Так что туда я не попал. Но помню как в поезде ехавшие с нами в одном купе одесситы, узнав, что нам негде остановиться, пригласили к себе. И десять дней мы жили в этой семье как самые близкие родственники. Это для меня – Одесса, у которой веселый нрав, сочетается с удивительным участием к людям. … Перерыв закончился. И снова в небольшом зале ростовского кафе «Рубин» перед публикой стали двое с музыкальными инструментами. И когда зазвучала скрипка, и люди, подчиняясь её зову, готовы были вместе с ней плакать и смеяться, стало ясно, почему и часы работы на дверях этого кафе висит большой амбарный замок. Здесь аншлаг всегда. Здесь, где играет удивительный «скрипач ростовский Моня». О котором написал такую хорошую песню ленинградец Александр Розенбаум. Б. Демержиба, В. Дядюшенко.
«Скрипач в Агате»
Вы еще не забыли Моню, того самого скрипача, которому Розенбаум посвятил песню? Как выяснилось, слухи о его смерти оказались слегка преувеличенными. Соломон Наумович Телесин жив и выглядит гораздо моложе своих 68 лет. Но теперь Моня не имеет постоянного места работы, а живет вольной жизнью свободного художника. В беседе с корреспондентом N Моня сообщил, что нынче играет не только по кабакам, а всюду, куда его приглашают. А приглашают его на презентации, бизнес-семинары, в хорошие дома и т.п. Но все же у вас есть возможность услышать божественную скрипку Мони в кафе «Агат», что расположено недалеко от Дворца спорта. Однако статус вольного художника вносит свои коррективы, и послушать Моню вы можете лишь в будние дни и только днем с 12:00 до 16:00, исключение составляет вторник – в это день Соломон Наумович работает с 19:00. Моня по-прежнему бодр и подтянут, все так же весел и жизнерадостен, придерживается демократических взглядов и к новому году собирается в Германию по частному приглашению. Так что, господа, поторопитесь в «Агат», а то не известно, когда Вам еще доведется услышать Моню, игре которого позавидовал бы сам Паганини.
Иван Костенко. Ростовская газета «Город N», 6.10.1993
«Моня, бис, Моня, браво…»
Имя этого человека более известно, чем имена многих политиков. Оно звучит в каждом доме, где хриплый голос Шуфутинского поет: «… Моня, бис, Моня, браво!». Но не всем известно, что Моня – реальный человек. Впрочем, пора назвать его полное имя. Знакомьтесь: Соломон Наумович Телесин. С «неизвестным» известным ростовчанином встретился наш корреспондент.
Соломон Наумович, скрипача Моню знают все, а вот Соломон Телесин, к сожалению, мало известен. Расскажите, пожалуйста, о своей жизни. - А что рассказывать? Родился я в Ростове в 1926 году. Когда мне испонилось 10 лет, родители настояли, чтобы я пошел в музыкальную школу. Началась война, и я с родителями и братом эвакуировался в Азербайджан, качал вручную мазут. В 44-м меня призвали, так что пришлось повоевать немножко. Затем демобилизация. Вернулся домой, восстановился в музыкальное училище – до войны уже успел проучиться в нем год. Я в детстве мечтал стать хорошим скрипачем, но столько лет продержать в руках пулемет вместо скрипки… Хотя я работал в филармонии, в джазовом оркестре. - Мечты о карьере скрипача – и вдруг ресторан. Почему? - Все очень просто. Закончив училище, я работал в филармонии. Оклад был мизерный, а я ведь пришел из армии в шинели, так и ходил в военном обмундировании. А нужно же одеваться – молодой парень. Дирижер Григорий Цвайг сначала перетянул меня в цирк, в оркестр. А тут открылся ресторан «Театральный», и я получил приглашение работать в нем. С него все началось, а потом я работал в «Агате», «Тихом Доне», да много где работал. - И какого было работать? Трудно? - Да ну что Вы, наоборот, весело. Каждый день водка. Нет это шутка. Хотя музыкантам приходилось себя контролировать, ведь каждый подносит рюмочку, отказываться неудобно, а надо же работать. Некоторые просто спиваются. А если честно… Знаете, когда люди подходят, дарят цветы, целуют, благодарят, не может быть и речи об усталости, чувствуешь, что нужен им, вот и играешь. Я отчасти поэтому сейчас и не играю: раньше в ресторан приходили отдохнуть, пообщаться, а теперь залы пустые и публика уже не та, да и годы у меня, конечно, уже не те. - Соломон Наумович, я всегда воспринимал Вас как вымышленный образ, легенду. Хотя вы и есть легенда, человек-легенда. - Да это все Саша (Розенбаум – прим. авт.) виноват! А вышло все так. Я одно время работал в «Скифе». Небольшой, уютный ресторанчик, куда, как вышло, заходили все, кто приезжал в Ростов на гастроли. Были у нас и Чепрага, и Антонов, и «Маврикиевна» знаменитая. Один раз заглянул Розенбаум. Мы сели, разговорились, и он вдруг пообещал: «Знаешь что, Моня, я о тебе песню напишу». «Да ну, - говорю, - брось». И не обратил внимания. А как-то подходит директор наш: «Соломон Наумович, собирайся, поедем». Я подумал, играть где-то надо. Приезжаем в «Петровский причал» - там стол накрыт. Я стою, не понимаю, что к чему, тут заходит Саша с гитарой в руках. Мне-то уже говорили, что есть песня, но сам я еще не слышал. Саша поет, а у меня слезы градом. Ну а потом он эту песню со сцены стал исполнять, и Миша Шуфутинский тоже. Помню, Миша как-то приезжал, так мы с ним в «Ростове» всю ночь друг другу играли и пели. А однажды Розенбаум меня на сцену вытащил. - ?... - У него были гастроли в Ростове, я пришел на концерт, он и говорит мне: «Моня, возьми завтра с собой скрипку». Я сначала отказался, говорю Саше: «Я боюсь, ты такой известный». Но он меня уговорил в конце концов. Я дома во фляжку немного коньяка налил, положил во внутренний карман. Прихожу, он мне говорит: «Значит, как я буду петь «Здравствуйте, гости», ты выходи и начинай играть. Куплет проиграешь и прекращай». Стою за кулисами, у самого коленки дрожат. Тут менеджер Сашин мне машет – выходи, мол. Разволновался, забыл, что останавливаться надо было, так мы и играли вместе до последнего. Песня закончилась, народ на сцену лезет с цветами. Мне не удобно, цветы дарят не Саше, а мне. В общем, это звездный час мой был. - Вам не бывает просто обидно, что песню знает вся страна, а вас даже не все ростовчане? - Нет, я об этом никогда не думал. Я музыкант, мне каждый может позвонить – и я буду играть. А насчет того, что не знают… У меня много друзей, семья, внук – они меня любят. А это главное.
Беседовал Александр Ключников. 11.11.1994 Домашняя газета.
Скрипача Мони больше нет.
2 мая 1995г, на 69-м году жизни тихо и незаметно скончался Соломон Наумович Телесин, более известный всем как «скрипач ростовский Моня» из популярной песни Александра Розенбаума. К сожалению, о смерти Соломона Наумовича мы узнали слишком поздно, но не посвятить ему несколько строк не могли: Моня был частью Ростова, человеком-легендой. Полгода назад в одном из первых номеров «Домашняя газета» опубликовала интервью с Соломоном Телесиным. Уже тогда он казался очень уставшим от жизни человеком: последнее время у него почти не было заказов на работу в ресторанах и на презентациях, давал знать о себе возраст. Но Моня старался выглядеть бодро, в разговоре с корреспондентом «ДГ» он вспоминал, как в 10 лет впервые взял в руки скрипку, как воевал, был в войну пулеметчиком, как попал после войны в ресторанный оркестр и, спустя несколько лет познакомившись с Александром Розенбаумом, стал героем его песни. А потом, надев тяжелый от орденов и медалей пиджак, Моня сыграл нам на прощание знаменитый «Полет шмеля».Продолжение »
Пожалуйста напишите мне ,Ваши пожелания будут ценны для меня
Вместо эпиграфа: То было мое первое журналистское задание. Выпустившись из стен родного университета, я нашла себе применение в еврейской прессе. Знатоки подсказали темы для первых публикаций. Так молодым еврейским редактором я вошла в дом легендарного скрипача Мони - Соломона Наумовича Телесина…
Но дело даже не в этом. Фактически, моё первое заведение, где я стал своим ремеслом зарабатывать на хлеб с маслом, как говорили в то время опытные люди, было кафе «Скиф» (филармония не в счёт: я имею в виду хлеб с маслом). Кто помнит, тот знает. Ещё был социализм, но в «Скифе» у него было просто более человеческое лицо: делали клюковку, да и закуски с горячим подавали что надо. А главное было то, что ранее там играл Моня. И наша ростовская публика ассоциировала с Моней «Скиф», хотя после ухода Мони в «Рубин» (Рабочий городок) там играли по очереди два замечательных Игоря: мои друзья Эпштейн (можете послушать его в Кёльне) и Ванидовский ( светлая ему память). А пианистом был сам Филонов Серёжа, ныне один из лучших аранжировщиков Юга России. Место было раскручено. Народ гулял, как в последний раз. Оставалось только собирать камни. Легко сказать. А репертуар? После симфонического-то оркестра. В общем, в квартире дяди Мони, на Герасименко, я провёл не один день.